Без права на покой [Рассказы о милиции] - Эдуард Кондратов

—  Ну, отправили ее?

— Да!.. Товарищ майор! — Бардышев воскликнул, что-то вспомнив, и опустился на стул. — А если это повторение истории с «двойником»? Как же я сразу на платформе не сообразил?

Жуков вернулся за стол, погладил свои редковатые волосы.

—  Выкладывайте без загадок, товарищ лейтенант!

С месяц назад, в летний пик пассажирских перевозок,

у купейного вагона фирменного поезда «Жигули» возник скандал: на 21-е место претендовали два пассажира. Девушка с миловидным лицом, в модной красной кофточке, обвиняла железнодорожников в нерадении, в издевательстве над людьми. Бригадир поезда держал в руке два билета. Число, время, вагон, компостер — все совпадало. «Ну недотепы!» — мысленно осуждал он билетных кассиров. Модная пассажирка грозила жалобой и не собиралась уступать право ехать на нижней полке. Ее соперник, пожилой человек с отечным лицом и толстым портфелем под мышкой, соглашался миролюбиво: «По­местите меня, куда вы считаете возможным». — «У меня есть незанятое место»,— выручила проводница из седьмо­го вагона. Бригадир облегченно вздохнул...

Вернувшись из рейса, бригадир «Жигулей» зашел в линейный отдел милиции. Принял его лейтенант Бардышев.

—        Знаете, товарищ лейтенант, «двойник» не выходит из головы. Запал в ум... — Он положил перед Бардышевым мятый билет. В сомнении развел руками: — Исправлено, что ль... Как мне показалось, подчистка имеется...

Лейтенант под лупой сличил бланки билета. Особых отклонений не установил. Версия бригадира представи­лась ему надуманной.

—  Пассажирка вам известна? Это ее билет?

Бригадир сердито молвил:

—  Оставила автограф! — И подал лейтенанту ка­зенную тетрадь.

В книге жалоб и предложений поезда «Жигули» было обстоятельное заявление о беспорядках на железной дороге, написанное косым почерком и с грамматическими ошибками. Домашний адрес, фамилия, имя и отчество, как положено формой.

Бардышеву тогда представилось: «Бригадир из амби­ции затевает возню! Если бы не жалоба, уж забыл бы конфликт — мало ли их бывает в поездах!». Если под­чистка, то кто ж оставит свой адрес в поездной книге, станет рисковать своим почерком?..

—  Вами другой билет изъят? — спросил он бригади­ра. — Он не вызвал подозрения?

—  Нормальный! Мужчина ехал в командировку — билет ему нужен для отчета.

«Так и есть — обида!» — неприязненно думал Бардышев.

—  Заявите ревизорам отделения дороги!.. Лучше письменно.

Бригадир забрал билет и ушел явно недовольный.

Теперь лейтенант Бардышев с повинной головой рассказывал майору Жукову о том случае. Евгений Васильевич поругивал в душе лейтенанта: «Мог оставить заявление у себя... Сырой материал выдает все-таки университет!»

—  Почему теперь и вы подозреваете?

—  Дело в том, товарищ майор, что позднее один ревизор мимоходом сказал: «А корешка-то билета-«двойника» в кассе не оказалось!» И снова я пропустил сигнал...

—  Да-а, это уж кое-что. — Жуков припомнил давний эпизод из своей милицейской практики. Сразу после войны возникло дело о подделке железнодорожных билетов. Вышел он на чертежника одного из заводов. Подозрение пало также на некоего Дудникова. Пока Жуков копался, последний был взят по делу о краже из камер хранения. Скорый суд. Срок. Исправительный лагерь. Уехал

и чертежник. Дело с билетах осталось незаконченным...

— Тридцать лет минуло — срок давности! — Бардышев снял очки и тер их чистым платком, близоруко щурясь. — Кому сегодня захочется мелочиться?..

—  Время, конечно, немалое... Дудникову было где-то за тридцать. Нога у него, помню, покалечена. И горбился, как пожилой человек. Срок получил небольшой — на свободе, вероятно. Ну а насчет мелочишки — на досуге подумайте, товарищ лейтенант...

—  Виноват, товарищ майор!.. Старушка, понимаете, дышала тяжело, кахикала. Такая жалость взяла меня!.. Постойте, Евгений Васильевич!.. — Бардышев согнул спину дугой, изменил голос и, словно опираясь на палку, приохивал: — Дак у кассы... кхм-кхм... людно у оконца... А он тута. Мол, самому ехать не с руки. Чтой-то приключи­лось. Кхм-кхм... рубль в рубль, сколь положено взял...

Выпрямился Бардышев, надел очки, сокрушенно повторил:

—  Билет-то с рук. Как не насторожило меня?! Кое-как усадил старушку в первый вагон...

—  Как бы не пришлось, Владимир Львович, поднимать архив. Вот что. Звоните в Сызрань. Обрисуйте старушку. Попросите ребят встретить ее. По билету все данные. А лучше — фотокопию. У кого купила? Адресок ее. Да чтобы поаккуратнее — ведь пока одно озарение! Не так ли, Владимир Львович?..

—  Так, товарищ майор! — Бардышев взялся за теле­фон. — А не лучше ли из Чапаевска? Под видом контролеров. До Сызрани управятся. Годится, Евгений Васильевич?

—  Евгений-то Васильевич годится, да из-за вас гореть мне пламенем перед внуком. — Жуков сокрушенно смотрел на часы,

—  Не из-за меня, Евгений Васильевич, из-за ста­рушки, — усмехнулся Бардышев.

Нужные слова были сказаны и Чапаевску и Сызра­ни — результата можно было ждать с оказией в понедель­ник.

—  Что ж, Владимир Львович, по домам или как? — Евгений Васильевич смотрел в окно. На площади го­рели электрические фонари. Над железнодорожными пу­тями густые сумерки размывали верхушки решетчатых мачт.

—    Полагаю, или как... — Бардышев оторвал клочок бумаги и начал катать его пальцами. — Исправляться пора — за двадцать пять перевалило.

—  Вам же пока никто не поручал дело о билетах...

—  Дождусь звонка из Сызрани. Честно, зацепило меня!..

Евгений Васильевич похлопал лейтенанта по сутулова­той спине:

—  Не сомневайтесь! Ребята у нас проворные: на ходу подметки ваши заменят и не почувствуете!.. Вы же собирались по грибы в Шелехметь.

—  Возьму заявление бригадира. Будут данные ста­рушки, наведаюсь в архив...

—  Архив беру на себя, Владимир Львович... Тьфу ты-и!.. Ну, товарищ лейтенант втянул в историю!.. — Евгений Васильевич сел на диван и вновь напомнил: — Грибы, говорю, не зачервивеют?..

—  Какие грибы!.. — Бардышев досадливо махнул рукой, набирая номер телефона резерва проводников вагона. Ему ответили, что бригадир «Жигулей» в Душанбе и вернется лишь в понедельник. Потом был звонок, и Бардышев подал трубку Жукову.

—  Товарищ внук, прости! Пока ложись спать, завтра рано разбужу. На первый клев попасть! Ясна задача? Ну, спокойной ночи, дружок! — Вернув трубку Бардышеву, он по-деловому закончил: — Начальства нет, Влади­мир Львович. Дело затевается вязкое. Советую пода­ваться в Шелехметь. Со свежей головой легче начинать. Айда!..

Находясь на перроне, лейтенант Бардышев не приме­тил стройную девушку в мятых узких джинсовых брючках и красной кофточке. Она медленно прохаживалась по платформе, наблюдая за пассажирами скорого поезда.

—  Дочка! — Женщина опустила водяной шланг, из него сочилась вода.

—  Чего тебе? — Девушка поджала крашеные губы, раздраженно стряхивая капли воды, попавшие на джинсы со шланга, стыдливо озиралась.

—   Как живешь, доченька? Не заходишь почему, а? — Мать отерла руки о полу затасканной тужурки, присмыкнула застиранную косынку на седоватых волосах.

—  Живу... Сама-то ничего? — Девушка отыскала глазами среди суетившихся пассажиров старушку с узла­ми через плечо. Та семенила вдоль вагонов, заглядывая на номера, что-то спрашивала.

—  Какой ничего! — Женщина бросила руки на пояс­ницу. — Ломит до обморока...

—  Как-нибудь... — Дочка прилепилась к переплетам осветительной мачты. К старушке с узлами подошел лейтенант в милицейской форме. Проводник что-то говорил им. Тонкий очкастый лейтенант размахивал руками, вертел билет под носом проводника. Потом увел пассажирку к первому вагону.

—  Прибыл электропоезд со станции Сызрань! — объявили по радиосвязи.

Девушка стремительно нырнула в толпу и скрылась в тоннеле. Вскоре ее красная кофточка мелькнула на троллейбусной остановке.

Утром того же дня — солнце еще только коснулось верхушек домов — возле общежития завода железобе­тонных изделий на скамейке под тополями сидел Семен Гераськин. На него поглядывали с интересом. Спортивный костюм в светлую полоску, кепчонка с коротким козырь­ком, ботинки на высоком каблуке... А ребята выходили в брезентовых робах, крепких сапогах, с касками, в подшлемниках. Семен же расценивал любопытство как признак своей известности: ударник из модного в городе ВИА! И кафе «Чайка», где он играет в этом вокально- инструментальном ансамбле, считается особо престиж­ным — артистическое!.. Воспоминание о «Чайке» всегда вызывает у Семена усмешку: построено оно на месте киоска, где они с Фимкой засыпались!

Солуянова он едва признал. Травяного цвета роба, тяжелые ботинки. Косолапил, как медведь, среди рабочих. Он отозвал его. Пошли рядом.

— Живется-можется? — спросил Семен. Щелкнул за­жигалкой и прикурил тонкую сигарету.